– Лишь старшие каждой из бригад – всего четыре человека, исключительно надежные.
Перескакивая через распростертые на дорожке тела, Грин удивился, что зашитый бок и сломанное ребро совсем не болят. Вот что значит – довериться внутренним силам организма.
– Совестно? Вы про совесть с господином Зубцовым поговорите, Сергеем Витальевичем. И про провокацию тоже. Сергей Витальевич, правда, этого слова не любит. Он говорит “санация”. Мол, лучше потенциально опасных субъектов на ранней стадии помечать и отсеивать. Для пользы общества и их же собственной. Если не у меня будут собираться, под внимательным оком Сергея Витальевича, то в каком-нибудь другом месте. И неизвестно, до чего там додумаются, каких дел натворят. А тут они все на виду. Чуть кто от праздных разговоров начнет на дело выворачивать, его, голубчика, сразу цап-царап. Государству спокойствие, господину Зубцову поощрение, а иуде Ларионову бессонные ночи…
В дальнем конце моста, между рельсов, стоял высокий жидок в пальто с поднятым воротником. Держал руки в карманах, хмурый ветер трепал черные волосы на непокрытой голове.
– Я должен его догнать, – скороговоркой произнес Фандорин. – Я быстро, и сразу врача.
– Помилуйте, – удивился Пожарский. – Какие пытки? Мы ведь в России, а не в Китае. Велите развязать, Петр Иванович. Что за азиатчина, право.