Эраст Петрович взялся руками за холодную ленту металла и, согласно учению о духовном могуществе, вообразил, что она бумажная. Рванул никчемную полоску на себя, и замок вдруг отлетел в сторону, залязгав вниз по каменным ступеням.
– Да, – ответил он спокойно, вспомнив, что сдвинутые шторы означают “провал”. – Утром? Почему не сообщили?
– Плохо работаете, москвичи. Агент на явке – это провалить всю Боевую Группу.
– Если понадобятся люди, у меня есть. Наш московский боевой отряд. Опыта у них мало, до сих пор только сходки охраняли, но ребята смелые, и оружие есть. А если сказать, что это для БГ, в огонь и воду пойдут. И меня с собой возьмите. Я стреляю хорошо. Бомбы умею делать.
Распрощавшись с Эсфирью до вечера, Фандорин несколько раз телефонировал по номеру, который позавчера назвал операторше подполковник Бурляев, однако абонент не отвечал. Уверенности, что капризная “сотрудница” согласится принять неучтивого статского советника, все равно не было, и Эраст Петрович начал подумывать – не воспользоваться ли отсутствием агентки, чтобы произвести в арбатском особнячке негласный обыск.
Бурляев посмеиваться перестал, лицо словно окаменело и отчасти утратило обычное выражение грубоватого солдатского прямодушия – взгляд сделался острым, настороженным.