Голос Зубцова стал мягким, осторожным – видно было, что он подбирается к главному.
Погром начался, когда аптекарева сына в городке не было. Охваченный жадным, ревнивым любопытством, он на два дня уехал в Киев, чтобы узнать подробности цареубийства – газеты излагали невразумительно, больше налегая на верноподданнические излияния.
Ничего не поделаешь. Мальчика больше нет, есть член БГ. Цвет у Снегиря со вчерашнего дня неуловимо переменился: уже не нежно-персиковый – гуще и строже.
– Уходим, – сказал он открывшей дверь Игле. – Быстрее.
Тут же все вспомнилось: баня, прыжок с крыши, городовой.
В тени ограды и в самом деле кто-то стоял, но этот кто-то явно принадлежал к слабому полу.