А, оказывается, и не придется. Фандорину будет не до лавров.
Грин молча спустился по лестнице. Пока шел по заводской территории, думал, как быть дальше.
– Но Мыльников отвечал за подготовку провалившейся операции. Результат вам известен: убит Бурляев и три филера, еще пятеро ранены.
Эраст Петрович взял телеграфный бланк с грифом “совершенно секретно”, заскользил взглядом по длинному столбцу, состоявшему из плотно наклеенных ленточек.
Если б все капиталисты были как Лобастов, незачем стало бы и пожар зажигать – такая неожиданная мысль пришла в голову стальному человеку, когда он увидел крепкий кирпичный дом с вывеской “Заводская больница”. Глупая мысль, потому что на всю Россию Лобастов имелся только один.
Удивительно, но по лицу Жюли текли слезы. Никогда еще Грин не видел эту жизнерадостную, легкомысленную женщину плачущей. Однако дальнейший разговор был лишен смысла. Всё и так выяснилось. Даже во время еврейского погрома Грин не чувствовал себя таким несчастным, как в эти минуты, перечеркнувшие весь смысл трудной, изобиловавшей жертвами борьбы. Как жить дальше – вот над чем теперь следовало думать, и он знал, что найти ответ будет непросто. Но в одном ясность имелась: этот улыбчивый человек должен умереть.