– Меня эвакуировали из блокадного Ленинграда только потому, что я профессор и специалист в области биохимии, фармакологии и физиологии. Моя жена и двое детей умерли голодной смертью. Поэтому да – я потерял очень много из того, что обычные люди и даже вы, звери, называете человечностью. Остались лишь профессиональные навыки и огромный опыт, который я направил со всей своей силой и яростью на борьбу с врагами моей Родины. Как вы понимаете, разжалобить меня невозможно, так что подобное обращение явно не по адресу.
– Панэ командыр, до вас тута прыйшлы… – косноязычно доложил бандеровец.
Ракитин оставался в тени, не проявляя перед «гостями» своей руководящей роли.
На бронепоезде находился и собственный взвод автоматчиков. Поначалу отношения между ними и прибывшими «варягами» были несколько натянутыми. Но их командир лейтенант Игорь Смирнов хорошо знал позывной «Волкодав». А капитан Ракитин, в свою очередь, заверил, что не будет огульно вмешиваться в боевую работу бронепоезда и его подразделений. Напротив, осторожному капитану Ракитину было важно изучить специфику боевых действий на железнодорожных коммуникациях, те особенности, которые не отражены в служебных инструкциях и рапортах, а могут проявиться только в реальной обстановке. Такая позиция пришлась по душе и командиру бронепоезда, и автоматчикам пехотного прикрытия.
Кстати, о самих «денежных единицах» бандеровцев. В различные периоды кровавой деятельности ОУН-УПА финансовый фонд назывался по-разному: «боевой», «национальный», «военный» и даже «оперативный». Наиболее часто употреблялось название «боевой фонд». Поэтому денежные квитанции ОУН-УПА стали называть «бофонами». В народе слово «бофоны» часто искажалось.