Про Цеси забыли. А девушку словно вымораживало, прямо изнутри! Этого же не могло быть. Ее господин, он самый сильный, он не может просто умереть! Не может!!!
Это пока не относилось к ним. Пастухов еще не было видно.
— Позвольте я расскажу, отец, — на последнем слове Батрин сделал издевательски уважительный акцент. — Сейчас в городе начинают действовать несколько групп, которые не дадут закрыть городские ворота. Ваши стражи, граф, естественно, ринутся на помощь… и попадут в засады. Далее ваш тупоголовый сынок кинет уже им на подмогу воинов из замка. А далее мы войдем в замок. И к вечеру, самое большое к утру, мы добьем разрозненные и поредевшие группы ваших…. Хотя, какое к тебе уважение, старик. Твоих воинов перебьют, как болотников на мостовой!
Тишина. Странная, ватная. Только перед боем бывает так тихо. Избирательно тихо. Когда слышишь шелест листвы, но совершенно не обращаешь внимания на разговоры. В первый раз ты не слышишь вообще ничего, все внимание, словно в тоннеле, направлено вперед, туда, откуда придет враг. Ладони, сжимающие оружие, потеют, сердце грохочет в груди. И вот бой заканчивается. А ты живой. В душе, которой коснулся саван последней подруги, лишь холодная пустота и мир вокруг черно-белый…
— А я чувствую, что рад, — в черных глазах Дары прыгали бесенята.
«Малолетняя извращенка» — вздохнул Аринэль.