Он подошел к смятой кровати. Пощупал – еще теплая.
Ахимас тихо приоткрыл дверцу и тут же отпрянул: коротко тренькнул электрический звонок.
И Ксаверий Феофилактович, гордый своей проницательностью, хитро сощурился.
– Фандорин, обещайте, что не используете свой детективный талант во вред отчизне. Здесь на карту поставлена честь России.
В речи у Ахимаса и в самом деле, кажется, имелся легчайший, почти неразличимый акцент – некоторая нерусская металличность, сохранившаяся с детства, но чтобы расслышать ее, требовалась незаурядная тонкость слуха. Тем более удивительно было услышать такое от немки.
Поднялись на второй этаж, где располагались присутствия. Эраст Петрович спросил дежурившего у входа служителя, здесь ли господин Хуртинский. Выяснилось, что у себя, с самого утра.