«Левиафан» очень тяжелый. Шестнадцать тысяч тонн, мсье! Если на мель, ломаться пополам, как французский хлеб. Как багет, вы понимаете? Еще полчаса плыть этот курс, и все, обратно повернуть уже невозможно!
Клариссе стало жаль беднягу – в кои-то веки вздумал блеснуть познаниями и так некстати.
– Что вы на это скажете, сударыня? – обратился доктор к Ренате.
Аоно весь подобрался, лицо его словно окаменело.
– Это д-довольно просто, – сказал он небрежно.
Взглянуть на самоубийцу пошли вчетвером: Фандорин, Рената, японец и, как это ни странно, докторша. Кто бы мог ожидать от чопорной козы такого любопытства?