Я распорол его от печени и до левого подреберья, наискосок, а потом еще и поперек, чтобы уж наверняка, чтобы никакой кудесник не воскресил. Быстро, практически мгновенно — так, как рисовал свой знак персонаж Зорро из старых глупых фильмов. Мужчина даже боли-то наверное еще не почувствовал — так, будто кольнуло что-то в животе, как спазм, как будто воткнулось жало осы. Но только шансов у него теперь уже не было никаких.
— Ты! Не! Успел! — Шараш выплевывал слова вместе со слюной, и Багс с отвращением ощутил на щеке холодок от его вонькой слюны. Изо рта Шараша пахло тухлым, и Багс едва сдержал желание отвернуть голову в сторону. Нужно было держаться, перенести этот всплеск ярости хозяина, а дальше все пойдет как обычно. Шараш совсем не дурак, и не будет уничтожать своего ближайшего помощника. Багс в это искренне верил.
— Должен. И видели — снова почтительно поклонился следователь — По свидетельству очевидцев — торговца зеленью, ломового извозчика, швеи, которая возвращалась домой от клиентки, других свидетелей: прямо перед убийством у лекаря в кабинете были два человека. Это некий Марон Сайфал, пятидесяти лет, бывший военный, проживающий в пригороде столицы в своем поместье, и Енок Эттин, двадцати пяти лет, мелкопоместный дворянин из захудалого Дома, некогда оказавшего услугу отцу нынешнего императора. За что тот наградил их дом плодородными землями — тоже в пригороде Столицы. Мы их допросили.
Спалось ей сладко, а под утро даже приснился сон — яркий, красочный, и такой забавный, что Аурика проснулась с улыбкой на лице. Ей приснилось, будто она снова стала маленькой и живет с мамой на берегу моря, в какой-то деревне. Мама сидит в тени высоченной шелковицы, и смотрит, как Аурика бегает по пляжу, забегая в воду и разбрызгивая ногой теплую волну. И нет двадцати лет войны, нет крови, грязи, смерти — есть только покой, безбрежное лазурное море и мама — молодая, красивая, так похожа на нее, Аурику. И так покойно, так хорошо на душе, что…
Шнурков на шее нет — значит, скорее всего, амулетов физзащиты нет. И зачем они им? Кто посмеет напасть на городскую стражу? Да и дорого — такие амулеты. Вон у них флажки на копьях — в знак принадлежности к этой самой страже. Нападешь — потом стражники со свету сживут. Тут «дело чести» не пустой звук. Стража сильна тем, что на нее боятся нападать, а она ничего не боится.