Мне удалось оторваться от преследователя. Он притормозил, чтобы подобрать нож (неужели бы бросил!), я увеличил расстояние между нами, а потом резко свернул за угол, еще за угол, еще…и растворился в толпе, спрятавшись вначале за ломовой повозкой, громыхающей по улице, потом за каретой с каким-то вычурным вензелем. Тут я чуть не нарвался — кучер, поганец, меня заметил и замахнулся толстенным, в палец толщиной кнутом. Таким врежет — кожу до крови рассечет, а то и глаз высадит. Жестокие нравы в этом мире, точно.
Пришлось поторговаться с этим гребаным таксером, он желал поиметь с меня три серебрушки, но я стоически держался, отбрехиваясь от него нарочито старческим голосом и причитая, как опереточная придурковатая старуха. Видимо есть у меня все-таки зачатки актерского мастерства, так как я все-таки сумел отбить от жадных лап здешнего таксера свой маленький трудовой серебряник. Ба-а-бушку хотел развести, хад такой бесстыдный!
Нет, все-таки плохо, когда память вылезает так трудно, и только тогда, когда я усиленно о чем-то думаю. А заранее предупредить — влом? А если бы не подумал?
Дом меня пропустил, я без проблем в него вошел, и не зажигая светильника, практически на ощупь нашел лежанку и плюхнулся на нее, с трудом стянув с онемевших ног свои неизменные трофейные сапоги. Перед глазами стояла картинка — Аурика из последних сил отбивается сразу от четырех противников. Грудь, плечи, лоб ее залиты кровью, и совершенно определенно можно сделать вывод — ей осталось быть на этом свете считанные секунды.
На какое время она вырубилась — я точно знать не могу, потому не стал терять времени, подхватил ее в прежнем режиме, и прижав к себе, как можно быстрее пошел по улице, уходя от центральной магистрали и пытаясь сообразить — как лучше выйти к нужным мне кварталам.