И снова от его взгляда и прикосновения так и не отпустивших ее пальцев волна пробежала по телу.
— Ничего, — вымученно усмехнулся Бастельеро, ничем не напоминая беззаботного улыбчивого щеголя, недавно вышедшего из-за стола. — Я даже не буду просить вас молчать, потому что если кому-нибудь расскажете… Мои проклятия неснимаемы и недоказуемы, просто запомните это. И вот что, капитан… Вам придется смириться с тем, что у Ло есть я. Считайте меня ее братом, которому очень дорога его единственная сестра. Вы кажетесь неплохим человеком, и Ло вам улыбается, но мне тоже есть, о чем вас спросить. Например, какого Баргота на ней недавние следы от кучи медицинских заклятий? Есть и другие вопросы, но этот первый в очереди.
— Беру, — торопливо ляпнул Эйнар и понял, что не дослушал до конца.
— Полагаю, как раз мое. Это мое дело, раз вы почему-то решили, что тупой служака проглотит любую ложь. Видят боги, я и не жду от вас невинности, но…
Он поискал взглядом Тильду, с которой вчера тоже был разговор не из легких. Дочка сначала не могла понять, о чем он ее спрашивает, потом разревелась, крича, что не трогала никакое платье, и Эйнару пришлось ее успокаивать, мучаясь виной и стыдом. Нет, это не Тильда, да и не успела бы она. Но кто?
Тишина длилась, кажется, целую вечность. Ло тонула в синем, как самое ясное летнее небо, сиянии, вдруг показавшемся теплым и уютным. Внутри было пусто, надежда ушла, но взамен пришел холодный покой правильности происходящего.