А леди — нет, Лавиния! — все еще улыбалась, не говоря ни слова, да и слова были лишними, потому что он пришел исполнить обещание. И плевать, что два раза на одной женщине не женятся. Первый был неправильным! То ли торговый контракт, то ли военный договор, йотуны его дери, но точно не свадьба. Теперь все по-настоящему, Эйнар знал это точно. Она пришла сама — к нему. Невозможно прекрасная в своем долгожданном белом платье и, наконец-то, счастливая, как положено невесте.
— А я и не собираюсь, — не менее любезно сообщила его почтенная супруга, которую йотуны сегодня растолкали еще до завтрака. — Но вот то, что в упомянутой крепости нельзя принять ванну, касается меня напрямую. И не надо говорить про лохань, мне уже хочется надеть ее кому-нибудь на голову и постучать сверху молотом.
Немного растянулось на полчаса, не меньше. Или на целую бесконечность. Именно столько прошло до момента, когда снова посерьезневший Тибо подал Лестеру коробочку с кольцами. Теми самыми, фамильными, под сотнями свечей сверкнувшими кроваво-красными огнями. Эйнар невольно заколебался, хотя понимал, что кольца прошли полную проверку.
Остаток дня прошел спокойнее некуда. Так бывает перед бурей, но Эйнар, державшийся настороже, тихо молился Пресветлому и, может, его молитвы были впервые услышаны. К обеду накрыли богатый стол, и гости хвалили кухарку, а ярл передал ей три золотые монеты, и еще по одной получили Нэнси и Селина, прислуживавшие за столом. Леди вышла к обеду снова тщательно причесанная, в том же синем с золотом платье и нарядных туфельках.
Новобранцы, столпившись у костра, в который подкинули поленьев для света, и пламя ярко озарило полянку, мрачно разглядывали принесенное. Женские шали, теплые шерстяные и легкие шелковые. Край одной запачкан в чем-то темном. Понятно, в чем. Взломанный сундучок, в каких хранят деньги и семейные ценности небогатые горожане. Несколько курток разного размера, женское платье, нарядное, но с подолом, разорванным до самого лифа, и испачканное в грязи. Деревянная миска, наполненная дорогими мелочами: гребнями, шпильками, бусами…
Кстати, белокурая коса, единственное, что Ло признавала у себя красивым, тоже осталась там, в пограничных лесах, в первую же зиму. Некромант Маркус предлагал вывести вшей магией, раз уж горячая вода и мыло стали роскошью, но Ло, скривившись от брезгливости, ножом отхватила толстый жгут волос чуть ли не под корень и только тогда подставила голову под зеленое сияние, льющееся с пальцев друга. Потом она обрезала едва подросшие пряди постоянно, и только в лазарете, пока Ло месяц валялась едва живая, они отросли до плеч.