— Нормально, — фыркнул я. — «Мы» поспешили. Я, между прочим, вообще сдохнуть пытался, это ты за каким-то хреном альтруиста врубил.
Меня пот прошиб от этого голоса и взгляда. Рехнулась бабка, что ли? Так не помню такого. Вроде до конца в себе была.
— Слушаю, — гаркнул ещё более недовольный голос.
— Расскажешь, почему ты стал такой? — спросила она.
— Потому что я не знаю, зачем мне жить, — сказал я. — Потому что всю жизнь я убеждал себя, что жизнь — это книга, которую мы пишем. А не так давно до меня дошло, что книгу пишут другие люди. А нам только и остаётся, что делать заметки на полях неразборчивым почерком. И вот эта пачкотня — и есть жизнь. Так если нам не дано написать ни одной строчки в этой книге, неужели нельзя хотя бы вырвать страницу, а?
— Ага. То есть, ты признаёшь, что всё это из-за того, что я вёл себя как дурак?