Но к этому моменту Агата дошла уже до стадии, которую бабушка называет «ослиное упрямство». Если бы сейчас ее попросили назвать свое собственное имя – ни за что бы не призналась.
– Келдыш, – хмуро сказали за решеткой. – Агата. Дегтяр. Что это вы там все делаете?
Киска сидела на ванне и наблюдала, как умывается Келдыш. Глядя в зеркало, он провел ладонью по мокрым щекам.
Они как будто превратились в великанов: раз шаг – на одной крыше, шаг второй – на другой… Сначала Агата послушно представляла себя перышком, а потом перестала – забыла. Она просто шла и шла вперед по лунному свету. Невесомость, прохлада, обвевающая лицо; крепкая, надежная, теплая рука…
– С трех позиций, – сказал Келдыш, и трое бесшумно разошлись в стороны. Почти бесшумно. Потому что зверь повернул голову и уставился на них. Глаза его сверкнули.
– Пока нет. Нет. Думаем, в столице вам пока оставаться более… а-а-а… целесообразно. И безопасно.