За окном уже стемнело, когда мы вышли из дома приютившей нас громовской родственницы. Александр вёл нас с Пашей какими-то затемнёнными двориками, узкими переулками, перелезая через невысокие заборы. Улицы пошире пересекали быстро, из темных теней проулков оглядывая их на предмет наличия патрулей. Зашли в какой-то скверик с растущими деревьями, в темноте казавшимися чёрными. За ними стояло обращенное к нам внутренней стороной угла протяженное здание с тремя высокими этажами. Несколько вытянутых вверх окон второго этажа на фоне черных ночных стен светились неярким электрическим светом. По случаю летнего вечера оконные рамы были распахнут настежь, и из четырёх рядом расположенных окон, относящихся к одному большому помещению, доносились обрывки разговоров и телефонных переговоров. Чей-то решительный голос что-то утверждал присутствующим, словно находясь на митинге. Мы огляделись, и, не обнаружив никого вокруг, подошли вплотную к стене здания под освещёнными окнами. Непуганые все какие-то, подумал я, даже часового с этой стороны не выставили.
— Погодите, предложение у меня, товарищ Петерсонс! — остановил я его. — В сей час неизвестно, кого там сможем заарестовать. Может, этот офицер скрытый ушел уже. Я думаю, наблюдение надо установить за тем местом. А как появятся они скопом на собрание какое, тут же их и сцапать.
Я присмотрелся к воззванию. В одной из первых фраз значилось: "Совет Народных Комиссаров вместо хлеба и мира дал голод и войну." Что-то не очень-то соотносится с действительностью, подумал я, ведь именно СНК дал стране мир с немцами, пусть временный и на тяжелых условиях. В следующих предложениях: "Именем народа самозванцы — комиссары отдали лучшие хлебородные земли врагу земли русской — австрийцам и германцам… Этим хлебом пользуется немецкая армия, избивающая наш народ в городах и деревнях Украины…" А так-то зачем писать? Это же Центральная Рада Украины прислала на переговоры о мире в Брест-Литовск независимую от России делегацию, и она же пригласила германские войска на территорию Украины для защиты от советских отрядов. И она же обещала за это германской армии поставки продовольствия. А, хотя, кто это здесь знает, в Ярославле, вали всё на большевиков, никто не опровергнет — мысленно хмыкнул я. Далее шёл совсем уж нелогичный бред — в воззвании пишут, что если свергнем изменников и насильников-большевиков, то получим по вольной цене дешёвый хлеб. Эти господа экономики что-ли не изучали — либо по вольной цене, либо дешёвый, одно из двух в условиях дефицита. О, и в другом воззвании пишут, что отменяются все ограничения Советской власти на покупку и продажу хлеба, и что хлеб продаётся по вольной цене, причём обещают озаботиться доставкой дешевого хлеба, а спекуляция продуктами будет беспощадно преследоваться. Это как совместить? — подумал я, — ограничения торговли снимают, но спекуляция будет беспощадно пресекаться. И тут тоже — озаботятся дешёвым хлебом, но по вольной цене. Каша в голове у восставших, а вроде должны быть образованные люди. Или врут не стесняясь, пропаганда в действии.
В нос шибануло запахом спирта, по пищеводу прокатилась горячая волна. Лиза, выпив, поморщилась и стала заедать горячей картошкой.
— Так я же их и брал в Москве, товарищ Сталин, — ответил я. — Выследил и вместе с ЧК Городского района мы их штаб и накрыли. Её начальник, товарищ Петерсонс, может подтвердить.