И спал я в эту ночь — изумительно! И разбудил меня утром наш преданный петух, и если б я только мог до него дотянуться, то расцеловал бы прямо поперёк клюва, не боясь общественного мнения! Да, я порою злился на него, но за что? За то, что он приветствовал звонкоголосой песней начало нового дня?! Так ведь именно для этого его и создала природа! А кто я такой, чтобы указывать ей, чего надо было создавать, а чего не надо?
— А-а… энто, надёжа-государь, ослушники твои против нашего Никитушки Иваныча сильное зло умышляют, — тонко проблеял вусмерть перепуганный гражданин Груздев, мигом сдавший всех. — Вот я и дерзнул тебя, батюшку, сандаликом предупредить… покуда греха не случилося…
— Прости, прости, любимая… Глупая шутка получилась.
То же происходит и с белянинским Ивашовым. Он заметно возмужал. И если своими поступками еще иногда напоминает того, прежнего младшего лейтенанта, то его мысли свидетельствуют о духовном взрослении героя. Да, он все так же пытается усмирить неугомонного петуха, мешающего опергруппе спать (этот безмолвный персонаж стал настоящим фирменным знаком цикла), совестит Митьку Лобова, неизменно озабоченного качеством капусты тетки Матрены (тоже непременный прием смеховой культуры «Тайного сыска»), ссорится по пустякам со своей домохозяйкой Бабой-ягой и работодателем царем Горохом. Однако ж главное в романе «Жениться и обезвредить» не в этом.
Еремеев понимающе отвалил проверять посты, давая мне возможность разобраться с младшим сотрудником. Митя появился не сразу, сначала высунул взлохмаченную голову, в перьях и соломинках, под глазом синяк, на шее и за ухом размазанные следы дёгтя.
Все мои беды и влипания обеими ногами в разные субстанции, ситуёвины и проблемсы начинались, как правило, именно с этой почти библейской фразы: «Просто поверь…» Ага! Нашли дурачка… и искать долго не пришлось!