— А вот и доброго тебе здоровьечка, батюшка сыскной воевода! Хранитель ты наш, спаситель да от всякого зла защита и опора! Дай хоть ноги твои натруженные обойму, облобызаю обувь начищенную, потом уж и к устам сахарным…
— Что думаешь, участковый? — прямо мне в ухо еле слышно просипел Горох.
— Не бойся, сыскной воевода, я тебя долго мучить не буду. Вот ответишь мне по чести, по совести — придушу и уйду! А не ответишь — жуткую смерть примешь… И на помощь не надейся — бабка твоя спит крепко, а петушиный крик мне не указ! Всё ли понял? Кивни.
— Врача вызывали? Понятно. Знаю вашего коновала, опять начнёт кровь пускать и слабительным пичкать. Совсем голос пропал?! Ну шептать-то хотя бы можете?
— А что ж гостю дорогому, милиции любимой, ко столу нашему дорогу-то загораживают! Расступись, народ, батюшка участковый тоже живой человек. Ему, может, тоже хочется с утречка да в честь праздничка, покуда холостой, а потом жена не даст, так, что ли? Ох и ядрёная самогоночка уварилась, Никита Иваныч, друг сердечный… Три ведра тебе на свадебку ставлю! Тока не обессудь, без сертификату медицинского будет… Но на вкус — слеза Христова! Продегустируешь ли, отец родной, тока не побрезгуй…
— Фильмы смотрел, — отмахнулся я, начиная рассказ. Возможно, он получился несколько сбивчивым и сумбурным, но в то время я действительно никак не мог уложить все свои смутные подозрения в одну ясную схему. Окончательно объяпонился Горох или нет, но слушал он, как всегда, изумительно. Не прерывая, не понукая, не вставляя комментарии по теме, не хихикая и не зевая в полный рот…