— И вам здравствовать! — бормочет Бурденко, по-хозяйски устраиваясь на стуле. Загряжский остается стоять. Ай-ай-ай! Никто стульчик начальству не поднес. В моем мире такого бы не простили, а здесь почти генерал стоит и не выражает недовольства.
— Не против, — кивнул я. — Надеюсь, Александра Ивановича устроят мои извинения.
— Что тут происходит? Не успела отвернуться, как эта фифа уже подле тебя. Ты ее позвал?
— Обидно слышать это, государыня. Я понимаю, почему вы ищете в моих поступках второе дно. Работа такая. Но не стоит множить сущности, как говорили в моем мире. Или вы считаете, что это я подговорил немецкого пилота напасть на медсанбат, подгадав это к визиту репортеров? Это всего лишь случай.
— Чудны твои дела, Господи! — Вельяминов перекрестился. — Удивили старика. Теперь я понимаю, почему государыня приблизила вас к себе и наделила такими полномочиями. Не беспокойтесь, я сохраню тайну.
— Вольно! — махнул рукой подполковник. — В девять часов общее построение, господа.