Бушманов спустился в свой кабинет. Бомбежка уже прекратилась, поэтому он потушил свет, подошел к окну, раздвинул светомаскировочные шторы и, достав из пачки папиросу, прикурил. Затянувшись, он некоторое время смотрел на языки пламени, выбивавшиеся из-за крыш с той стороны, где была расположена железнодорожная станции. Опять фрицы разбомбили что-то важное. И почему это у них все получается? Ведь станцию прикрывает целая батарея — четыре зенитных орудия! А, насколько он знал, за все время налетов они пока не сбили ни одного самолета. И куда смотрит их особый отдел?
Любой из гвардейцев может принять на свои плечи бремя Императора, ибо тот избирается только из их числа. И во многом столь высочайший общественный статус Гвардии в социуме Империи определяется еще и тем, что, общаясь со стоящим перед тобой гвардейцем, ты, вполне возможно, общаешься с будущим Императором… Но когда я задавался вопросом, а хотел бы я стать им, то ловил себя на том, что единственным моим действительно неизменным желанием на протяжении уже многих лет, что я принадлежу к Гвардии, было желание, чтобы чаша сия меня минула.
— Туточка недалече корпусные склады есть. То есть сейчас они, конечно, под немцем уже, но наша рота в прошлом месяце там караул несла, так я помначкаром ходил. Со старшим лейтенантом Писаненко. Два раза. Там все, что надо, имеется.
— Ну смотри, сержант, никто тебя за язык не тянул!
Все отработали с огоньком. Победа, еще несколько часов назад казавшаяся моим подчиненным просто немыслимой и, по существу, продавленная моим авторитетом, настолько воодушевила людей, что они буквально летали.