— Ой, тут целая драма приключилась, — вздохнул ОО, — на волоске всё висело, если честно. Зато смело могу сказать: Дарья, ты друг сама себе. В смысле, спасла себя сама.
Данное мне обещание ОО выполнить не смог. Было больно. Мучительно, невыносимо больно. Боль звенела в голове, словно мне в виски ввинчивали шурупы. Подобное чувство я, как и многие из вас, испытывала в набирающем высоту самолете. Только это было больнее. В десятки и сотни раз. Я плыла вверх, поднимаясь со дна тренировочного бассейна, касаясь рукой сопровождающего меня инструктора, не забывая выпускать изо рта тоненькую струйку окрашенных кровью пузырьков.
— Если они решатся на это, решение не будет спонтанным. А если и будет, то ты сможешь сопротивляться некоторое время. Кусаться, царапаться, цепляться за переборки. Таким образом, у нас будет несколько минут, чтобы подогнать шатл. Потом ты сделаешь глубокий выдох, откроешь люк и прыгнешь в сторону от корабля. Шатл тебя подберет, закроет створки отсека и восстановит атмосферу. После тренировок на всплытие ты будешь уметь правильно выдыхать оставшийся воздух, чтобы не травмировать легкие. Ты выживешь.
— Целостных систем мира мало говоришь… — задумчиво протянула я, — а назови их тогда, чтоб я еще раз в лужу не села!
— Несмотря на то, что ты русская, — спокойно сказала Хельга, — у вас отвратительная репутация в мире.
Полёт все не кончался и не кончался — снижающийся склон успешно компенсировал потерю высоты. Я даже успела увидеть, что ползущее по монитору скафандра красное пятно замерло на половине пути к спасительному ровному грунту. Я опустила руки — определить, куда я прилунюсь, было невозможно — не хватало данных. Фигурально опустила — на деле я вцепилась в руль еще крепче.