А дальше — писанина, писанина, писанина: кто, что, когда, с кем… Только что покинутая Москва виделась только за решеткой предоставленной комнаты. Трое суток рапортов и допросов довели меня до цугундера — на сто раз повторяемые вопросы я начал огрызаться и хамить. Немного спасла положение явившаяся в место моего заточения майор Синицина — та самая подручная Забелиной, что сопровождала меня когда-то в Муромцево.
— Мишка пришел тогда… сначала просто подкалывал… а потом слово за слово… они с Максом так сцепились!!! А я подумала, может и вправду худеть пора? Я и говорю тогда: ни одной конфетки больше не съем! Но ты не думай, я все свои честно выбросила в мусорное ведро!
Потеевская порылась в папке, из которой только что вытащила мне справку.
— Абсолютно серьезно, — не мне с моими скромными и неизученными толком способностями тягаться с состоявшимися магами, да еще в их логове.
— Миша, — замялся Ван-Димыч, комкая в руках знакомый оранжевый фантик, — Миша…
Когда неприятные ощущения от первых рывков сошли на нет, она сама стала подмахивать, насаживаясь как можно глубже. Злому удовольствию добавляли остроты переговоры солдат, ползающих по лагерю. Женщины у меня почти три недели не было, но я нарочно сдерживал себя, заставляя партнершу распаляться до стонов, которые она вынуждена была закусывать собственным кулаком. Впрочем, она быстро нашлась, схватив мою руку и засунув пальцы в рот. Рессоры кунга через несколько минут вошли в резонанс с нашими движениями, и грузовик заходил ходуном.