Русские в донецком и луганском ополчении были, и довольно много. И в «Стиксе» у Зверева тоже. Правда, большей частью это были как раз не русские, а чеченцы — остатки легендарного чеченского батальона «Восток», который почему-то Рамзан Кадыров затребовал обратно к себе в Чечню. Но часть бойцов осталась — по разным причинам. Кому-то нравилось воевать — не смогли приспособиться после чеченских войн к мирной жизни, не нашли себя, у кого-то были кровные долги — за друзей, за родственников, кто-то просто воевал «за правду». У чеченцев вообще было какое-то обостренное чувство справедливости, какое-то очень специфическое понятие чести и доблести. Так, наверное, было в 16–17 веке, когда в моде все еще были дуэли, а слово, данное мужчиной, считалось клятвой до гроба. Впрочем, Кавказ до сих пор во многом жил по законам Средневековья. Максу нравилось воевать с чеченцами — они никогда не подводили, не трусили в бою, надежно прикрывали спину. И — что немаловажно — не пускали интеллигентские сопли, когда надо было идти и резать врага. Резать в буквальном смысле этого слова.