— Ну, во-первых, судя по характеристике, в хулиганах ты не числишься, скорее, наоборот. Читать любишь, библиотеку посещаешь. И в первый же день собрал вокруг себя самых известных хулиганов нашей школы. Зачем, спрашивается? Что не поделили? — Василий Кириллович смотрел, как рентгеном просвечивал.
Пока он разговаривал с Лариской, доставая учебники, в классе было относительно спокойно. Ни Дикого, ни Трифонова, кстати, не было, не было также еще некоторых мальчишек.
— Бон диа, амиго! Суа лута фой симлесменте фантастика! Нос нао сабьемос ки ос пужелиста совьетикос сим эссес мэнинос подэм лутар ассим! — затараторил один из шоколадных парней.
— Почем арбузы, — спросил он сонного продавца, небритого мужика лет под сорок.
…Голова просто раскалывалась. Глаза не хотелось открывать, казалось, если их открыть — они лопнут от боли. Но если есть боль — значит, жив, значит, не все так плохо, потому что, если голова болит — значит, ее не оторвало снарядом. С этой мыслью Максим Зверев открыл глаза. Но они почему-то не открылись. Причина была проста — на них была повязка. Точнее, даже не повязка, а марлевая нашлепка, причем, весьма холодная.
Вариантов на вскидку было несколько — выдвинуться самому, вначале на уровне города и республики, а, возможно, и переехать в Москву, где продолжать выделяться. С тем, чтобы рано или поздно — нет, лучше рано, конечно — попасться на глаза кому-то из сильных мира сего. Тем более, что они ему заранее известны. И дальше — попасть в обойму, где стать отнюдь не холостым патроном.