Каждое новое заклинание приходилось согласовывать с уже имеющимися, а это требовало сложных расчетов, в которых я был откровенно несилен. В итоге засадил за них Уве, дабы юнец не маялся от безделья и осознания собственной ущербности. Контролировать непослушный мизинец у него толком не выходило, а я, памятуя о взорванной кружке, воздействовать на школяра через подсознание опасался.
— Благодарю, Филипп, — улыбнулась она самыми уголками губ и пообещала: — В ближайшее время передам с кем-нибудь ходатайство об освобождении маэстро Салазара.
Я задернул штору, вернулся к двери и оглядел просторную комнату, где и нашли племянника его преосвященства. Угол рядом с единственным окном занимал рабочий стол. Слева располагались камин и секретер, справа стояли буфет и набитый пухлыми томами книжный шкаф. Пол в центре комнаты был застелен ковром, на него выставили два кресла с гнутыми ножками и ручками.
Но только не у меня. Магистр-управляющий риерским отделением была той еще злобной сукой; именно из-за ее вмешательства до сих пор хлебал тюремную баланду маэстро Салазар. А ведь будь он вчера со мной, и все бы сложилось совсем иначе. Ну что за день сегодня такой?!
Стекло линзы едва заметно мерцало желтоватым сиянием; залитая в него энергия ощущалась легким теплым дуновением небесного эфира. Обладал магическим даром и сам монах: никакие молитвенные бдения не могли привнести в ауру столь характерную для адептов тайных искусств упорядоченность. А вот истинный он был или знающий — определить не удалось. Я попросту не решился погружаться в слишком глубокий транс; и без того этим последнее время откровенно злоупотреблял. Просто расслабился и постарался расфокусировать зрение, дабы уловить колыхание незримой стихии.
— Держи! — вложил я в ладонь школяра грош и, ощутив вдруг иррациональный приступ жалости, посоветовал: — Теперь расскажешь всем, что я тебе заплатил.