Решившись, я изменил вращение клюки, резко тряхнул ею и стеганул противника сотканной из эфира огненной плетью. Громыхнуло, вспышка опалила лицо нестерпимым жаром, пришлось даже отступить вглубь мельницы.
Я никак на это замечание не отреагировал. Угорь мог сколько угодно строить из себя дамского угодника, но его истинной и единственной страстью было золото. Грех стяжательства не оставлял места иным порокам, и это было… хорошо.
— Пьем на свои или… — произнес Ланзо и многозначительно замолчал, не закончив фразы.
— Ваше преосвященство! Ваше сиятельство! Прорыв в деле! Неоспоримые доказательства! Злоумышленник установлен!
Ланзо и Ганс ждали меня перед пивной. Выглядели живоглоты хмурыми и невыспавшимися, но против небольшой прогулки ничего не имели.
Плеть накрутилась на шею мертвеца, обратное движение оторвало изуродованную голову, и та улетела прочь, бесследно канув в тумане. Тело упало, а следом осыпалась невесомым пеплом осиновая ветвь; обычная палка просто не была рассчитана на столь мощный поток силы. Я остался без инструмента.