Все это, конечно, перемежалось художественно оформленным бредом в стиле революционной абстракции: «Решения 24 съезда КПСС в жизнь». Ну как, скажите мне, люди добрые, каким образом пожилой старшина в районном отделении милиции будет «претворять решения в жизнь»?
С тележки, украшенной высокими разноцветными стеклянными колбами, Антон с Верой выпили крюшона, что наливали за четыре копейки и, весело болтая, медленно побрели по Буденовскому проспекту вверх.
— И я вот не помню, — сокрушенно вздохнула она. — А мама нашла отпечатки рук на попе, и сразу побежала за гинекологом. Тетя Оля мамина подружка, по соседству живет.
В дальней комнате вдруг громко зачирикал попугай, и с низкого старта я рванул, побежал назад лучше лучшего спринтера. Господи, в доме же кошка, охотник на голубей! Успел. Живой Кеша чистил перышки на оконном карнизе, а Алиса, прижав уши, кралась по ковру.
Давно забытая риторика выглядела острой сатирой, однако никто вокруг не ржал.
В оркестре гипсового завода было три Толика: вот этот Толик-баянист, которого звали Главный Старшина, Толик-басист, по прозвищу Толик-бас, и ударник, просто Толик. Толик-баянист у нас числился «руководителем заводской художественной самодеятельности».