— Да-да, потомки, — забил я последний гвоздь. — Все притырят и, в конце концов, растянут по своим норкам. А остальное — продадут. Поэтому, Антон, слушай мое мнение: полная секретность. Никому ни слова, ни полслова. Никаких писем Брежневу и начальнику КГБ. Сидим тихо, не высовываемся.
Конец фразы я едва расслышал — делаясь тягучими, слова замедлялись. Звуковой фон, преобразившись, сменился ровным гулом, а искаженная речь тоже застыла на одной ноте, как бывает в испорченном магнитофоне.
— Не только французские, еще и германские, были бы деньги, — о китайском происхождении европейских товаров я умолчал. — Жвачку и кока-колу на сдачу дают. Кстати, разная валюта вроде доллара там ходит свободно.
— Сегодня танцы в клубе. Наверное, последние с этим коллективом. Пойдешь со мной?
— Есть у нас водка, — обрадовал я ее жажду. — У нас, Нина Ивановна, даже самогон подают желающим.
— Утренняя эрекция, — недоуменно ответил Антон. — Забыл, что ли?