– Извините, – сказал Чернецкий. – Может, по нам не видно, но мы в шоке после вчерашнего. Очень жалко парней. Мы глубоко скорбим.
Он хочет убежать не с чужой Земли на родную Землю. Он убегает от себя.
Что-то спрашивал Калугин, он волновался, о чем мы так напряженно беседовали с Унгеленом – я отвечал не думая, только чтобы успокоить его.
Я покосился на Костю с интересом. Он не только хорошо рисует, еще и здорово шьет, на все руки мастер. Нам бы тут вдвоем работать, мы бы развернулись. Он бы у меня от безделья не страдал.
Костюмчик сел на удивление хорошо. Сначала было немного странно – чувствовалось, что он тяжелее обычного, но почему-то совсем не давит и как бы живет своей жизнью, будто между ним и тобой воздушная прослойка, – но я привык за несколько минут. Вся одежда с «климатиком» такая, вон хотя бы мой форменный мундир для жарких стран, просто от легкого костюма-двойки ничего подобного не ждешь.
Он помолчал еще немного, а потом с ним приключилась знакомая уже метаморфоза: великий вождь Унгусман приглушенно гавкнул, усмехнувшись чему-то, и в один миг стал Тунгусом – ироничным, саркастичным, но по-прежнему великим.