– Он был великий охотник. Он делал вот так, – следопыт показал руками, – и твари замирали. Ненадолго, но хватало времени, чтобы проскочить мимо. Не знаю, как у него получалось, я-то не великий охотник, но совершенно точно он делал вот так. Попробуйте, это должно помочь.
Я отошел, успев с глубоким удовлетворением заметить, что Сорочкина вовсе не удостоили даже подобия церемониального приветствия. Руку пожали, обняли, улыбнулись, выразили неподдельное счастье от встречи, и только. На уровне личного контакта эти двое – старые добрые приятели, и Унгелен высоко ценит Сорочкина как своего наставника. Они, два прирожденных словесника, что называется, «нашли друг друга». Каждую командировку Сорочкин привозит для парня какие-то немыслимые терабайты обучающих программ и грозится сделать из него языковеда вселенского масштаба. Но статусно «друг Леша» – никто для «друга Гены», полезная мебель.
На меня Шалыгин потратил ровно две секунды.
Потом стало ясно, что это не дикость, а логика. Просто у большинства землян она какая-то вывернутая, а у Тунгуса – нормальная. У русских с логикой оказалось получше, но Тунгус после той встречи с земной бюрократией долго нас сторонился и тщательно прощупывал. Возникла у него версия, почти невозможная для местного ума, что русские только прикидываются хорошими парнями, а на самом деле – запредельно ловкие обманщики, которых он не в состоянии расколоть. Вождь обязан быть подозрительным, у него работа такая. Вождей с раннего детства специально обучают различать обман внутри обмана, когда человек сам себе врет. Вожди здесь те еще психологи. Тунгус не мог разглядеть в нас двойного дна – и это само по себе насторожило его.
– Здравствуй! Ты знаешь, как трудно мне было на церемонии? Видеть тебя можно – трогать нельзя! Это ужасно! Я полковника обняла за вас двоих! Он, бедный, чуть не сломался!
Все это пролетело в моей голове за один миг, и я перестал волноваться из-за ссоры с начальником штаба.