В палате госпитальный старшина одаривал ранбольных табачным довольствием. Всем, даже майору, которому был положен ''Казбек'' выдали ''Беломорканал''. По пятнадцать пачек из расчета на весь январь месяц.
Прежде чем начать разграблять это великолепие, отпустили нас на четверть часа в туалет, где все кололи дырки в гимнастерках-кителях и привинчивали новые награды. Хитромудрый Абрам Семёныч мне заранее такие дырки провертел и аккуратно обметал их нитками, чтобы не обмахрились. Так что я управился быстро. И выглядел очень аккуратно и красиво. Сам себе в зеркале понравился. Все же в центральном ателье мастера. Мастера!
— Угощайтесь, товарищи, — предложил комиссар, заваривая чай, который у него хранился в дореволюционной жестянке фабрики Высоцкого, и, улыбнувшись, добавил. — Не бойтесь. Сало кошерное, солили его руки старого большевика с дореволюционным стажем.
А меня, после вчерашнего, надолго не хватило. Излился почти моментально.
Постелил я Саше с Машей списанные матрацы у батареи отопления на пол. И оставил их там вести половую жизнь. А сам задернулся шторой от них в алькове. С Костиковой. И Ленка оторвалась по-полной с согласием на все половые эксперименты. Соскучилась по мужской ласке, сразу видно.
В открытую дверь был слышен неопределяемый бубнёж под громкие визги юной санитарки.