— Да, — говорю я, с внутренним вздохом вспоминая, сколько часов бы я мог поспать вместо этой писанины.
Завизжав, она бросается меня щекотать. Мульча подпрыгивает на моём животе солидно так уперевшись в него всеми четырьмя, неожиданно твёрдыми лапами и начинает шипеть, пугая онни. Но та, не обращая на неё внимания, хватает меня руками за бока. Ужин мой, ужин!
— Если так, — говорит он, — то у этой девчонки ангел сидит на правом плече, уж больно она везучая!
— Хорошо, — произносит ХёБин, не торопясь пробовать принесённый напиток, — с твоей выходкой на проводах я поняла. Хотела выделиться на общем фоне, получилось, не очень. Оставим сейчас это. Меня больше интересует, как ты попала в Кирин. Что нужно было сделать такого, чтобы, как ты говоришь, попечители школы приняли тебя без конкурса? Ты пела? Танцевала? Играла на пианино?
(***) — Ты словно не в нашей школе учишься, а в какой-то другой. Ничего не знаешь.
— Дело было во время войны, — начинает рассказывать СунОк, — когда Япония захватила Корею. Один японский учёный, человек, видимо, неплохой, решил изучить корейский язык и культуру. Он стал заниматься с корейским профессором, и вскоре уже довольно хорошо понимал язык, но никак не мог разобраться с употреблением слов со значением «умереть». И тогда он решил погрузиться в языковую среду и на своей шкуре изучить тонкости использования этого слова. Лег на обочине дороги, извалялся в пыли и притворился мёртвым, в надежде наслушаться про себя всякого от проходящих мимо людей…