Я?! Да не дай бог! Чур, меня, чур, от такого! В гробу и белых тапочках я видал идти куда-то войной! Ну его к чёрту! Я пацифист и сторонник способа разрешения конфликтов мирными переговорами!
— Это всё из-за американской говядины, — проглотив, авторитетно произносит она, — Юна сказала, что ела только почти одно мясо. А я слышала, что в Америке кладут в корма коровам всякие добавки, чтобы они хорошо росли. Видимо, эти добавки попали в мясо, перемешались с её гормональным взрывом, и поэтому тонсен так похорошела. Мне нужно поехать в Америку и поесть этого мяса. Чтобы похорошеть…
Хотели, чтобы я сам занимался обустройством, но мне это было «в облом», хотелось побыть дома, отдохнуть, а не напрягаться на чужой территории. Стал соображать, как бы мне — отвертеться? Вспомнил, что была у меня персональный менеджер, ЁнЭ. Кинулся выяснять — где? А мне и говорят, что пока я по Америкам всяким шастал, ей нашли новую работу, чтобы не простаивала. И теперь она трудится в другом месте и мне её не отдадут. Пошёл жаловаться на произвол к СанХёну. Тот, выслушав, начал мне рассказывать, что у группы есть свой менеджер, который следит за всеми, и который будет следить и за мной. И я могу спокойно обойтись им.
Зал, вначале напряжённо следивший за её игрой, расслабляется и, вслушиваясь, начинает грустить. ЮнМи внимательно играет, легко порхая пальцами над клавишами. Лицо её строго, губы сжаты. Закончив, она встаёт из-за рояля и кланяется. Люди с удовольствием аплодируют.
— У нас корейская кухня, — через секунду собравшись с мыслями, отвечает она.
СанХён задумывается. В этот момент у него звонит телефон. СанХён достаёт его и смотрит на экран, желая знать, кто ему звонит.