В провале двери воздвигся холеный гнумский господинчик с видом скорее не грозным, а раздраженным. В петлице сюртука поблескивала орденская ленточка. Кавалер, значит.
— Мы перед самым отъездом, значит… меньше суток.
— Понятно. Что ж, Попович, вы… гм… орлица! Хвалю!
— Солидность внешнего вида вас, Попович, не волнует. Вы умеете другими способами уважения добиться.
— Талантливым подмастерьем! — обиделся Гирштейн-младший. — А добирался он не ко мне, а к величеству. Я так понял, то ли у него аудиенция у монарха была, то ли вообще всех неклюдских баронов Бериндий в Мокошь-граде собирал. А печать неклюд мне уже заодно заказал, сокрушался еще, что эстляндские гнумы жаднее столичных. Пришлось поэтому слупить с него втридорога, чтоб честь столицы поддержать.
Мы вышли, я села за уже ставший родным захламленный стол и придвинула к себе графин.