Алые простыни шуршат под весом тела. Звякают трубочки ксилофона. Пау… Пау… Пау-пау-паучок, паучок-крестовичок, мою мамку под порог уволок, мого тятьку уволок… Паучок-крестовичок… восемь ног…
— Я нес тебе цветы, чудо мое рыжее, а потом струсил, как мальчишка. Ты такая строгая была, отстраненная.
Я взглянула на свои часы, — без четверти двенадцать. Мы проговорили целый час. Приличия соблюдены. Я зевнула в подставленную ладошку. Мамаев, намек поняв, засобирался, подхватил с вешалки шляпу, раскланялся.
— Хорошая она у вас барышня, — с готовностью ответил нищий. — Денежку уже два раза мне давала, не хотелось бы такой источник доходу просто так вот терять.
— Сосед, — честно ответила я. — Увидел внизу, зашел поздороваться.
Лошадка была та самая, с которой я ворковала, когда получила по голове неким тупым предметом.