– Не то слово, – кладбищенский служитель достал из кармана сигареты и зажигалку. – Гонять устали. Цветочники, «обходчики», готы, сатанисты, просто психи. Зимой-то поспокойнее, зимой холодно, им это не нравится. Но летом – это что-то. Фарух, куда ты мешок с песком понес? Вон Азамат посыпает дорожку, к нему тащи!
– А если душу убитого опросить? – тут же спросил у него Нифонтов. – Она-то все видела, все знает.
А в магазин я завтра зайду, после работы. Сегодня – лень. И вообще – ну его нафиг. Вон темнеть начинает, нет у меня ни малейшей охоты из дома вылезать. Чудно – я даже ребенком темноты не боялся, а теперь, став взрослым дядькой, начал ее опасаться. Но мне по этому поводу не стыдно ни разу, разумная осторожность пока никому не вредила. Это я раньше не знал, что происходит в этой темноте, а теперь в курсе. И погружаться дальше в хитросплетения бестиария любимого города не имею ни малейшего желания.
Чего это не рассматривается? Я что, пластиковый Кен, существо без половых признаков? Даже обидно, честное слово.
Она сделала один шаг, подходя ко мне поближе.
– Это? – вытянуло в сторону холодильника мохнатую лапку второе существо, то, которое не подумало сбегать. – Это домовой был местный, Вавилой его кличут. Вавилой Силычем, стало быть. Душевный он у тебя. Другой-то меня мог бы и взашей, с полным правом, а этот с обхождением подошел. Уважительно.