Они побежали следом. Сам он двигался трусцой, то и дело приседая, чтобы ощупать – аккуратно, почти лаская – грязь, развести и понюхать подлесок, осмотреться и глубоко вдохнуть воздух. Они не могли за ним поспеть. Драккайнен перескакивал стволы и камни, взбирался по склону.
Работающую таверну мы нашли с трудом. Пальмового сока здесь не было. Мы сидели над кубками разведенного, теплого пряного пива, смотрели на стену напротив, где углем было накарябано: «Близится Огонь Пустыни».
Местные отличаются от моряков. Они не столь крикливо одеты, кажутся более спокойными, держатся на обочине, сидят за собственными столами. Молчаливы и расчетливы в движениях. Моряки выглядят и ведут себя вызывающе. У них коротко обрезанные волосы и стриженые бороды, на щеках и плечах вьются сложные татуировки. Часто одеты только в штаны, иногда в кожаную жилетку на голое тело. Их поведение и внешний вид что-то мне напоминают. Эти громкие крики лицом к лицу, когда встречается пара приятелей, удары кубками в столы, эта показная веселость… Рев – так, что багровеют лица и выступают вены на висках, жадное питье прямо из кувшина.
– Он говорил, что придешь. Говорил, что за ним придут другие. Я сразу тебя узнала. У тебя нет святых глаз, как у него, но ты – такой же. Высокий, со странным лицом. Я знала, что ты – тоже сын богов. Он точно так же сидел и смотрел. Так, словно все знал наперед. Я ждала, когда ты придешь. И ты пришел. Принеся руку моего сына.
Но все же обратил внимание, что мой медик, Хачин Тестугай, взволнован. У него тряслись руки, когда он отмерял мне лекарства и возжигал курения, молясь о моем здоровье амитрайской Госпоже Жатвы и новым богам, которым нынче молились в Амитрае и которые были божествами нашими, кирененскими, но здесь носили другие имена.
– Трудно сказать, – отвечаю я. – Постоянно его встречаю.