Сын Копченого Улле охнул и сел, болезненно потряхивая головой.
«Не спорю, он смел. Но теперь уже не так: что, если кому дома скучно, он отправляется в мир и только там находит золото для пояса или железо для брюха. Нынче война богов, даже в собственном доме не ведаешь, доживешь ли до вечера. Так вот оно сделалось… Так случилось и с твоим дядюшкой».
Я молчал, пытаясь задавить в себе отчаяние, но чувствовал, что она права, несмотря на то что все во мне против этого бунтовало.
Клапан капсулы опускается под визг сервомоторов, он выпуклый, словно хитин майского жука. Слышу щелчки затворов.
Порой же, в Праздник Лошадей, ставили огромный, пахучий войлочный шатер, расставляли в нем искрящуюся золотом и каменьями безвкусную мебель, а император сидел там, ел жирное мясо сусликов, печенное на углях, и пил молочное пиво из чары, слушая, как играют ему Песни Земли.
Два пехотинца низкого звания из «Каменного» тимена разоряли помещение. На полу стояла круглая корзина, в которую они сбрасывали то, что снимали с полок. На них не было тяжелых панцирей – только простейшие сегменты доспехов, они не носили и шлемы – только повязанную вокруг лба защиту головы и щек. Один из них держал старика за волосы и прикладывал кинжал к его горлу.