Счастье, что она сидит. Сейчас в ней метров четыреста до макушки. Когда встанет – будет в ней с километр.
– Мы – люди Грисма. Племя Безумного Крика. Не уйдем. Хотим сражаться. Это наша земля. Нам некуда уходить. Старуха говорит, что придет день, когда Пробужденные перестанут к нам приходить. Что они куда-то идут, а наш двор просто стоит у них на пути. Но однажды уйдут все – и заберут туман с собой. Из него они берут силы.
Утром дождь прекратился, но все продолжали стоять, молча и беспомощно.
Сам он трижды выстрелил прямо в щель шлема краба, что был сзади, одновременно видя, как Гьяфи распадается, будто попав в вентилятор. Во взрыве крови, теряя конечности, разлетаясь в воздухе еще до того, как он упал на землю. Те три стрелы были уже на гране возможностей лука; выстрелил ими меньше чем за секунду, последняя разлетелась в воздухе от удара тетивы. Инструмент мог не выдержать стрельбы в ускорении. Он подбросил лук в воздух и выхватил меч, после чего отбил два из тех судорожных мгновенных, словно скорпионий удар, перехлестов саблями и всадил два укола между сегментами панциря. Первый краб, в которого он попал из лука, крутился вслепую по площади и рубил все, что попадалось под лапы.
И Айина. Я видел, как она цепляет краем щита выпуклый гоплон солдата и отводит его, как рубит его по горлу, как отскакивает назад, пружинисто, словно пантера, чтобы через миг снова подскочить и рубануть – плоско, по ногам, толкнуть падающее тело и отскочить снова, в то время как два копья прошивают воздух и землю в том месте, где она только что была.
Благодаря прогулке среди кустов я нахожу четыре пера разной величины, которые пригодятся для оперения. Разделяю их напополам, надрезаю кончики, смачиваю перья живицей, работаю нитью – и через два часа у меня есть еще шесть стрел.