Они приветствуют меня, радующийся пути Грюнальди подает мне рог с приправленным специями пивом.
Драккайнен подошел к нему быстрым шагом, взбежал по ступенькам веранды и наступил купцу на грудную клетку, приперев его к стене.
Я посчитал это похвальбой, но однажды меня обокрали.
– Я не уроню чести своего клана! – крикнул я. – Мы – кирененцы! Мы – Клан Журавля! Ты же помнишь?! «Никто не останется в одиночестве, во власти врагов. Мы не отдадим ни его тела, ни его души. Где сражается один, туда придут и все остальные! Никто не будет оставлен, никто не будет забыт!» Ты помнишь, Ремень? Там сражаются наши братья, а ты хочешь, чтобы я сбежал?!
Грисма меряет меня подозрительным взглядом и мямлит, словно пережевывая что-то. Я бью наручем о нагрудник – так, что звон эхом отражается от потолка; склоняю голову в скупом поклоне. Кто-то нервный из сидящих за столом явственно вздрагивает. За колоннадой таятся человека четыре, полагающие, что их не видно в полумраке. Я чувствую их пот, слышу скрип ремней, чую запах дегтя, которым пропитаны тетивы. Слышу, как у одного из них колотится сердце.
– Открой глаза, ленивец, день наступил! – Так начиналось каждое мое утро с той поры, как исполнилось мне пять лет. С первым проблеском синеющего небосклона, резким, хриплым голосом Учителя, привычным к командам, выкрикиваемым в строю атакующей тяжелой пехоты и более подходящим для военного лагеря, а не для императорского дворца. Так он пробуждал меня и моих братьев, чтобы гнать нас на тренировки еще до скромного завтрака.