Даже одежда Грисмальфи старела. В один миг покрылась пятнами, металлическая оковка почернела, вышивка свешивалась клочьями истлевших ниток.
Комната Птиц, в которой уже стояла ревущая стена огня и откуда нам пришлось отступить. На полу и коврах, среди оранжевых стреляющих под потолок языков пламени, лежали тела.
Когда странствуешь ночью, время течет медленнее и тянется немилосердно. Не на что смотреть. Везде лишь тьма разных оттенков. Пятна, на которые перемещается взгляд, быстро начинают выглядеть как угроза. Мы шли и шли, пока от корзины у меня не начали болеть плечи и я не почувствовал, как она тяжела.
Не знаю, что меня пробудило – писк часовых или треск пламени.
И лучшее тому доказательство – что я согласился принять участие в миссии.
Попиваю пиво и кривлюсь. Набиваю трубку и поигрываю тяжелым золотым гвихтом. Он размером с пять евро, только раза в три толще. Где-то тридцать граммов золота. Продай я его на mjenjačnicy на Хваре, мог бы на вырученные деньги позволить себе хороший ужин. Или даже два.