– Изменили язык барабанов, – сказал. – Ничего не понимаю. Это не наши коды.
– Сами себе намалевали. Это «два месяца» – знак Лунных Братьев. Двоих жеребчиков Толстой Бабы, сидящих подле ее засратого подземного трона, – последние слова Брус произнес громко, словно бы прямо в лицо патруля. Раздался хруст, и солдаты остановились, а потом со стуком поставили на землю копья.
Когда она впервые пережила со мной спазмы наслаждения, я чувствовал себя гордым, как никогда ранее в жизни, но она быстро опустила меня на землю.
Я поднял свирель и приказал им бежать к кучам гальки, скрытой в траве у берега. «Пращники», однако, помчались лишь к одной из них, поскольку боялись гудящей стены огня, в которую превратился сухой тростник. Часть сбежала.
Когда поднял голову, увидел Кимир Зила, нагло стоящего на моей земле, с свирелью за поясом и парганом в руке. Он приветствовал меня сильным пинком в голову, а когда я снова упал – забрал у меня свирель и широким махом бросил ее в воду.
Я забрал обе наши корзины и посохи из коридора, после чего втиснулся в комнату писца.