И несмотря на это, по дороге к дому Лунфа Горячего Камня я позволил себе миновать одного сидевшего под стеною человека и напороться на двоих других, хотя фигуры их аж лучились от избытка адреналина и жажды убийства.
Драккайнен вздрогнул и, отпрыгивая назад, до половины выхватил меч. Глаза смотрели на него с каким-то безумным страданием. Нормальные глаза – с белками, человеческие. У местных радужка чуть ли не на все глазное яблоко, как у лошадей.
Делается холодно. Холодной была и ночь, да и утро не лучше. Около полудня мы вплываем в туман. Густой, как сметана, плетущий полосы над водой, берега едва видны в белых испарениях, скалы по курсу появляются внезапно, словно духи, метрах в двадцати по носу.
Его достало это место, он был разъярен, измучен и голоден. Ругаясь себе под нос, пересек широким шагом двор и вошел в дом. Через минуту вышел, неся старое потрепанное одеяло. Бросил его на землю и пинком закатил на него отрубленную лапу, после замотал в толстый тюк. Внутри материи что-то начало шевелиться, и Нитй’сефни, грязно ругаясь по-фински, несколько раз грохнул свертком в землю.
– Прррочь! – каркнул внезапно Невермор, присев на скалу на границе урочища.
– Доктор ван Дикен, я полагаю? – сказал Драккайнен по-английски и спрятал меч в ножны.