Спустя несколько секунд валявшееся на полу тело вздрогнуло, затем шумно вздохнуло, после чего пробормотало что-то бессвязное и, судорожно дергаясь… начало сворачиваться калачиком. Ник скривился и перевел на лицо валявшегося холодную струю углекислоты, которой раньше, жалея старого знакомого, поливал лишь бока и спину.
– Ну, что же вы, господа? Вас спросили – отвечайте!
– Да всю пачку. Все, что были в кармане. То есть около семисот евро.
– Одиночных – нет, – кивнул докладчик. – Да и насчет групповых целей тоже сомневаюсь. Во всяком случае, до того момента, пока они не начнут боевое маневрирование или передвижение на форсаже двигателя. – Он смущенно развел руками. – Похоже, те, кто вступил в конфликт с бывшими партнерами семьи Айзенкранц, обладают несколько большим уровнем технологического развития, чем они.
А боль… Да что той боли-то? Иной раз, когда молотком по пальцу засветишь или при правке косы лезвием по пальцу секанешь, куда больше болит. Боль – она в жизни человека всегда присутствует. Ежели ее в твоей жизни не имеется или маловато – так ты и не живешь совсем. Не работаешь до ломоты, не отдыхаешь по полной, не стоишь за своих, коли припрет… да и нет у тебя в этом случае никаких своих. Потому что кому ты, такое ссыкло, нужно? А если вокруг тебя все такое же ссыкло, пусть и заумно рассуждающее о всяких там «гуманизме», «цивилизационном выборе», «правилах культурного человека» и «общечеловеческих ценностях», оправдывая свою ссыкливую сущность мусором пафосных слов, то какие же они в этом случае свои? Они же, как Скрынник слышал в каком-то очень старом, еще советском фильме – «разбегутся при первом же шухере», начхав на всех, кроме себя!