– Вот как? Чего же такого рассказал вам ваш дядюшка обо мне?
– И это тоже талант, Густав, – засмеялся я в ответ. – А что, у меня много врагов в Швеции?
– Никто не посмеет сказать вам, что вы не выполнили свой долг! У вас есть шестьсот человек?
– Стражники Кляйнштадта, девять человек. Они хотят убить вас!
И тут я понимаю, что не просто сошел с ума: у меня натуральная шизофрения. Только что я узнал о существовании этого принца – и вот я уже в его теле. А вокруг, вне всякого сомнения, палата номер шесть. В безудержном желании избавиться от свалившегося на меня наваждения я крепко щипнул себя за руку. Блин, больно! По крайней мере, я не сплю. Интересно, а при шизофрении боль чувствуют? Или это все-таки реальность? Странная извращенная реальность? Впрочем, все эти мысли, хаотически мелькающие в моей голове, не мешают мне поддерживать разговор.
Тем же вечером за торжественным ужином, где собрался весь местный бомонд, когда мы сидели и натянуто улыбались друг другу, Август Брауншвейгский произнес долгую речь на тему «непоколебимости прав сословий». Я сначала не понял, к чему он клонит, но, когда все вопросительно уставились на меня, моя память включилась.