– Ты странный парень, Ганс… честный… храбрый… и очень непростой. Я рад, что не ошибся в тебе.
– Не представляю, друг мой. Ей-богу, лучше бы они сопротивлялись! Я бы перебил их со спокойной совестью, а теперь и не знаю. А ты что посоветуешь?
– Господь с тобой, Анна, разве я предложил тебе что-то предосудительное? Вот ей-богу, у меня сердце кровью обливается, когда я вижу, как ты, сгибая свое хрупкое тело, несешь эдакую тяжесть.
– А что ты все – Москва да Москва, не вся же Русь Москва?
Завезя Фридриха, как я и собирался, в деревню и заплатив за уход местным крестьянам, мы уехали прочь. Я не сказал Марте ни слова о своем последнем разговоре с Фридрихом и по-прежнему обращался с ней как с мальчиком. Мне нужно было много обдумать, прежде чем я приму решение. Мне только казалось, что я один, – оказывается, вокруг меня люди, нуждающиеся в моей заботе и участии.