– Нет, – сказал Гарри. – Это не так… это совсем не так, Драко, я… я даже не знаю как тебе объяснить… – Голос Гарри прервался, – …единственное объяснение, которое приходит мне в голову: ты никогда не сможешь вызвать патронуса с помощью таких мыслей…
– Итак, линия Салазара не оборвалась вместе с Тем-Кого-Нельзя-Называть, – спустя некоторое время произнёс профессор. – Насколько мне известно, среди наших замечательных учеников уже распространяются слухи о том, что вы – Тёмный. Интересно, что бы они подумали, узнав про этот факт.
Гарри уставился в учебник, но раздел был настолько знаком, что с тем же успехом можно было смотреть на пустой пергамент.
– Меня не интересует жизнь и смерть, только Распределение детей. И, отвечая на твой следующий вопрос, мне не позволят остаться на твоей голове навсегда, так как это убьёт тебя в течение нескольких дней.
– Полагаю, ты прав, – Гермиона наклонила голову и посмотрела вниз, на землю под стенами Хогвартса. Солнце стало слишком ярким – хотя, как подумал Гарри, сетчатка глаз Гермионы всегда восстанавливается, и потому она может спокойно смотреть на солнце. – Гарри, ты сказал, что думал, будто мне всегда было предначертано стать героем. Теперь мне кажется, что ты совершенно не прав. Если бы мне это было предначертано, всё было бы гораздо проще. Чтобы делать то, что ты можешь, ты должен прилагать для этого все усилия, ты должен делать выбор. Снова и снова.
– Действительно, – сказал Дамблдор, – миллион причин и даже больше. Мы всегда будем знать эти причины, ты и я. Если ты настаиваешь на том, чтобы рассматривать произошедшее с такой точки зрения… тогда, да, Гермиона, этот день в суде тебя сломил. Но то, что происходит после того, как тебя сломили… это тоже часть жизни героя. Которым ты являешься, Гермиона Грейнджер, и которым ты всегда будешь.