Замолчал пулемет, Глыба, болезненно урча подраненным мертвяком, начал возиться с новой лентой. А Карат впервые с начала боя бросил взгляд по сторонам и, собственно, жаркого боя не заметил. Начавшийся было после первого взрыва не сказать чтобы плотный обстрел сошел на нет, и сейчас работают только свои.
Странно, но ужас от осознания этого факта многократно превысил тот, который он испытывал от неизбежности тесного знакомства с развитым зараженным. Страх, отчаяние, паника захлестнули его с такой силой, что в глазах потемнело, а затем по глазам ударило ярким светом, он оказался в совершенно другом месте, уютном и безопасном. Но ему все еще мерещилось, что продолжает лететь, вытянувшись в прыжке, тело невольно дернулось, с болью, с трудом покатилось было к краю узкой койки, но вовремя остановилось, подчинившись голосу разума.
– А он что, особенный? – почти привычным вечно недовольным тоном спросил Косой.
Только само по себе его интересным не назовешь. Тут дело в другом – в том, что в окрестных зарослях отчетливо выделялись несколько знакомых широких троп, и все они вели к тому месту, где должны были располагаться ворота.
Пока его провожали недоуменными взглядами, вылез второй: совсем зеленый, и двадцати на вид нет. Белобрысый, глаза такие же дикие, как и у первого. Подошел на нетвердых ногах, молча трясущимися пальцами изобразил просьбу дать покурить.
А затем грохнуло так, что на голову посыпалась каменная труха.