Подойти к столу Саха не решился и лишь жадно поглядывал на мясо и вино. Особенно на баклажку с вином — бродяга никогда не отказывался от выпивки. Как про него с непривычной теплотой в голосе говаривал Тимофеич, «тот еще алкаш, советской закалки». Тимофеич же порой покупал и наливал Сахе сто, а то и двести грамм самогона. Для разогрева души, смеялся он.
И ведь виноват только я сам. Шайтан меня дернул пройтись по толкучке, не иначе. Сразу после разговора с хозяином шашлычной следовало рвать когти и, забившись в берлогу, затаиться на пару-тройку дней, а то и неделю, пока приезжие русские не уберутся из города и всколыхнутое ими дерьмо не уляжется. Твою мать!
— Так какого хрена?! — зло процедил старший охранник.
— И то, что хрен она вылезет! Выгонять придется!
— Битум, стой! Стой! Это же мы! Ты чего?!
— Ясно! — бодро отрапортовал Мишка, замялся и все же решился спросить: — А если дядька Мурат придет? Что лепешками и пирожками на разнос торгует?