Вера Степановна решила, что мальчик стесняется того, что подарок слишком дорогой, и начала восхищаться качеством, расцветкой и заботливостью своего Сашеньки. Но смущался Александр вовсе не из-за этого: он чуть было не ляпнул небрежное «прихватил». «Прихвачен» отрез был в блестящем гамбургском магазине, в котором Белова больше всего интересовала касса…
– А ты думаешь, чья это работа? – Иосиф Виссарионович с ленинским прищуром посмотрел на гостя.
– Ты не марай святое имя своим языком жандармским, собака колченогая! Тебе бы только и дела, что записать! Понаехали тут, дыхнуть уже нельзя! – Он снова взмахнул цыпкатыми кулаками. – Ну, давай! Пиши, в господа богу, душу, мать! Пиши, морда фашистская!
– Это? Ну, наверное, посмертные записки Пиквикского клуба, – произнес Саша, не отвлекаясь от разгрузки.
…В кремлевскую квартиру Саша поднимался, с огромным трудом таща за собой два огромных чемодана и большущий сверток. Конечно, можно было бы вносить багаж по очереди, но тогда исчезло бы очарование сюрприза, а потому Белов упорно пер неподъемную ношу по ступенькам широкой лестницы.
Вагон был уже переполнен, но люди все лезли и лезли. Казалось, что вот-вот, и кто-нибудь окажется сидящим или лежащим на головах у прочих пассажиров. И тут внимание Белова вдруг привлек молодой парень в косоворотке и какой-то удивительной плоской клетчатой кепке с «ушами» на манер шапки-ушанки. Дополняли это великолепие полосатые брюки, заправленные в начищенные до зеркала «хромачи». Но Александра заинтересовал не этот несуразный наряд, а поведение его обладателя. Парень явно «работал». Скорее всего, это был карманник, но – чем черт не шутит? – мог оказаться и сотрудником УгРо, проводящим операцию по слежению или задержанию. Во всяком случае, для начала Саша решил проследить за непонятным объектом.