Марину убил не оборотень. Та самая несчастная девушка-бармен, смерть которой свела их с Гронским в этом странном расследовании, погибла от другого ножа, а значит, что скорее всего, и от другой руки. Вчера, получив результаты исследования тканей трех жертв, которые Алина попросила сделать еще три недели назад и про которые благополучно забыла среди стремительного потока событий последних дней, она поняла, что же именно упустила в самом начале, когда еще только проводила первые вскрытия жертв загадочного потрошителя. Будь она тогда чуть внимательнее, будь у нее больше времени, не поддайся она эмоциям — вначале шокирующему узнаванию почерка убийцы ее матери, а потом возмущению и гневу, вызванному давлением со стороны Кобота, — возможно, ей не потребовались бы дополнительные лабораторные исследования. Смутные догадки начали обретать форму, когда ей в руки попал кривой тесак Вервольфа, с его тяжелой, темной энергетикой, причудливой рукоятью, а еще — мелкими зазубринами на лезвии и небольшим застаревшим сколом на самом острие. Эти почти незаметные дефекты клинка неизбежно должны были оставить следы на костях, разрубленных мощными ударами, — и эти следы там действительно были. На грудине и ребрах двух жертв оборотня четко различались характерные линии от зазубрин и заметные при микроскопическом исследовании вдавления костной ткани от скола на острие. Но на срезах, взятых с тела Марины, таких следов не было. Девушка была убита оружием, которое было точной копией тесака Вервольфа, если только такое было возможно. Совпадало все: длина и кривизна клинка, даже возможный вес и особенности заточки лезвия, — все, кроме небольших зазубрин. Как будто кто-то имитировал почерк убийцы, ухитрившись раздобыть такой же нож или сделать его копию, и нанес свой удар в неурочный день, между двумя новолуниями, когда его совершенно не ожидали те, кто прикрывал ежемесячные вылазки инфернального ночного охотника.